*
За время чтения нам пришлось еще раз наполнить вазочки и сменить свечи. Заметки оказались очень увлекательными, и расходиться по комнатам никто не желал. Было уже далеко за полночь, когда Виктор, продержавшийся гораздо дольше Санни, сдался и закрыл глаза, мгновенно погрузившись в сон. Я с облегчением отложила книгу.
– Я начала думать, что мне суждено уже сегодня увидеть конец последней главы, – проговорила я осипшим от долгого чтения голосом.
– Это было бы печально, – также не повышая голоса, ответил капитан Олбани.
Я вопросительно взглянула на него, намекнув, что жду пояснения. И мужчина меня не разочаровал:
– Люблю растягивать удовольствие, – кривая улыбка заставила покраснеть.
– Я …– в голове стало совсем пусто. – Я … хм…
– Хороший вечер, грех не повторить, – капитан перевел взгляд на детей, возвращая мне веру в то, что мне всего лишь почудилась двусмысленность в его словах.
– Думаю, надо устроить детей удобнее, – сменила я тему, поднимаясь с кресла и расправляя юбку.
– Бесспорно, – легко согласился Олбани.
Я оставила книгу на столе и направилась к Санни, с намерением помочь ей перебраться на кровать, но не успела даже приблизиться, как капитан подхватил девочку на руки. Мне ничего не оставалось, как отступить. Что-то, очень похожее на ревность, кольнуло сердце. Откуда это скверное чувство? Сжав кулачок покрепче, я одернула себя.
– Поможете с одеялом? – позвал капитан.
– Конечно, – поторопилась я откинуть лоскутное покрывало и разгладить простынь.
Девочка, не просыпаясь, уютно устроилась на подушке, подсунув ладошки под щеку.
– Сладких снов, – шепнула я, невольно улыбнувшись и поправив выбившуюся из косички светлую кудряшку.
Еще секунду я позволила себе полюбоваться ангельским личиком и только потом подняла взгляд. Я не заметила, когда он подошел, но капитан Олбани оказался неожиданно близко. Черные глаза смотрели практически в упор: внимательно и с ожиданием. Комната внезапно сжалась и стала совсем крошечной. Тишина дома и мерное посапывание детей создали ощущение, будто в целом мире за пределами этой спальни больше никого нет. Я забыла, как дышать и пришлось напоминать себе о каждом вздохе. Сердце запнулось на миг, а потом принялось стучать так, словно опаздывает. Жаркая волна затопила шею и щеки. Во рту пересохло.
– Нужно уложить Виктора, – шепнул Олбани.
Я с трудом кивнула, но если быть откровенной перед самой собой, то должна признать – вопроса я не слышала. В ушах бухало в такт с ударами сердца, и я даже под страхом смерти не могла взять себя в руки. Кивнув еще раз на всякий случай, я вцепилась пальцами в ткань платья. Почему-то оказалось очень важным держаться хоть за что–то, чтобы эти странные теплые волны не унесли в неизвестном направлении.
Огонек свечи дрогнул и потух.
– Ох, – вырвалось у меня.
Темнота помогла вернуться в действительность, и я потянулась к столику, чтобы нащупать подсвечник, однако вместо холодного металла мои пальцы поймали теплую мужскую руку.
– Ой, – мой писк напугал меня саму.
Отшатнувшись назад, я споткнулась о край ковра и покачнулась.
– Тише, – раздался мягкий смех, и большая ладонь легла мне между лопаток, удерживая на месте. – Спокойнее, детей разбудите, а то еще и, не дай Бог, ушибетесь.
Олбани, едва касаясь, провел рукой вдоль всей спины, как будто пытался усмирить разволновавшуюся лошадь.
– Если вы сделаете шаг в сторону, я достану из стола запасную свечу, – промелькнувшее в моей голове обидное сравнение позволило окончательно прийти в себя, и голос прозвучал уверенно и спокойно.
Тихий шорох подсказал, с какой стороны от меня встал хозяин дома. Обогнув его, я обошла кресло, легко ориентируясь в хорошо знакомой обстановке.
– А зачем?
– Что? – остановилась я
– Зачем свеча? – капитан явно начал находить ситуацию забавной. – Да и зажечь нам ее нечем.
С досадой поняла, что он прав. Идти на кухню за огнем глупо.
– Откройте мне дверь, пожалуйста, а я заберу Виктора, – видимо, капитан в свою морскую бытность привык к неожиданностям и легко подстраивался под любую ситуацию.
Аккуратно шагая по ковру, чтобы не споткнуться, распахнула дверь. В коридоре было ненамного светлее – слуги уже давно погасили свечи и отправились спать. Я шла впереди, ведя рукой по стене, чтобы не пропустить дверной проем комнаты Виктора. Капитан едва слышной поступью двигался за мной, неся мальчика на руках.
– Пришли, – подсказала я Олбани, когда мои пальцы нащупали деревянный откос.
– Отлично, – выдохнул капитан. – Знаете, мисс Блю, как отцы осознают, что дети уже выросли?
Я покачала головой, но сообразив, что он меня не видит, как и я его, ответила:
– Нет.
– По их весу, – хохотнул он. – Я только что осознал, что Виктор уже не мальчик, а почти юноша.
Слова капитан произносил с натугой, оно это и не удивительно – Виктор давно не малыш.
Процедура повторилась: дверь, кровать, одеяло, устроенный с удобством ребенок. Да и мне самой уже с трудом удавалось сдерживать дрему.
– Идемте, я Вас провожу, – предложил капитан Олбани.
– Что Вы?! Я прекрасно доберусь сама, – я неловко отступила, жутко смущенная таким предложением.
– Лестница в такой темноте не самое безопасное место, мисс Блю, – не терпящим возражения голосом заметил капитан. – Так что, не перечьте.
Тон непривычно твердый. Вот он – морской капитан во всей красе. Теперь я явственно могла представить его на палубе судна за штурвалом посреди бушующего шторма и раздающего отрывистые команды четким решительным голосом.